Театр на досках
В пьесе нет сюжета в привычном нам понимании, хотя на сцене - вполне традиционные персонажи: мать, сын, невеста, друг. Гостиная очень красивая и освещена приятным мягким светом, кто-то садится на сиденья, расставленные вдоль стен, другие ещё только пришли и поэтому беседуют с "хозяйкой гостиной", а некоторые уже что-то обсуждают. С уважением, О. Приближается мистерия или может она уже началась? Руническая графика и воспроизведение древних практик.
Из театральных обсуждений возникли семинары, ставшие регулярными, сформировалось «клубное» направление деятельности театра. Сегодня основными темами клубной деятельности театра является анализ ключевых идеологических, культурных, культурологических, исторических, социальных, политических и других процессов в России и мире. Ближайшие станции метро.
Лучшие подборки в Москве.
Квесты и перформансы Самые захватывающие перформансы. К сожалению, на это место ещё никто не оставлял отзывов. Будьте первым! Другие места в пешей доступности от театра «На досках».
Открытый экспериментам и дебютам театр, где смелые, авангардные постановки рождаются из бестселлеров мировой литературы. Пространство, где разыгрываются удивительные истории и оживают любимые персонажи. Полезные ссылки. Квесты и перформансы Самые захватывающие перформансы Почувствуйте себя героем невероятной истории! Здесь вам не обещают привычной, собственно театральной работы.
Режиссер и создатель постановки, обозначенной жанром пара-поэма, предлагая зрелище для тех, "кто ищет понимания и взыскует смысла", отсылает публику к мистериальным истокам театрального действа, к пара-театру, который "не развлекает, а исследует непрозрачное Такой театр заведомо не рассчитан на "потребление" с погруженным в сон разумом.
А ведь именно подобный подход, развращающая людей установкой на упрощение, потакание инстинктам сытого обывателя процветает сегодня, в том числе и на театральной сцене. Производители постановок-клонов в стиле дешевого не в плане цены за билет развлекалова вряд ли бы поняли, если бы им попытались толковать об эмоциях как феномене сознания, об интеллекте как о нравственном выборе между позором и честью, геройством и предательством, благом и злом В пьесе нет сюжета в привычном нам понимании, хотя на сцене - вполне традиционные персонажи: мать, сын, невеста, друг.
Для предельной концентрации замысла все происходящее вынесено в метафизическую реальность, преображающую самые обыденные вещи и слова, разрушающую их ограниченный смысл. Там и разворачивается вселенная общечеловеческой проблематики, где ядро -это "свое", наша история, "русский эксперимент", чье значение, протекание и результат могут стать определяющими для истории человечества.
Как по крохотному кусочку ткани сегодня идентифицируют личность, так по микросрезу событий года воссоздается на сцене целостная картина нашего прошлого почти за столетие, и на этом срезе проступают его символы и глубинные возможности, нами затоптанные, выплескивается опаляющая энергия мечтаний, борьбы и надежд эпохи "красного смысла", словно вызов ей - кричит бесстыдством торжествующей пошлости и звериных начал сегодняшний день.
Наше сегодня, которое пытается вопрошать прошлое, разгадать его загадки, будто Эдип у Сфинкса Жизнь, любовь, смерть, новое рождение - персонажи пьесы вырываются из этого извечного круга в надежде узнать причину своих страданий, выяснить, почему, кем и справедливо ли они даны человеку. Кто мы? Люди или "почти как люди", куклы с приросшей к лицу маской, которую нам навязали, или же мы сами добровольно надели ее на себя? Вот один из главных вопросов, который полемически заостряется в спектакле.
Есть жизнь и " Есть поиски рая и "краек утех" И зрителю вместе с героями предстоит отбросить все уютные иллюзии, суметь решиться на отчаянное мужество познания и увидеть: душа, очарованная жаждой и похотью " А жизнь духа не есть жизнь, которая теряется перед смертью и трусливо охраняет себя от разрушения. Такая жизнь выдерживает смерть и сохраняет себя в ней, она -не биологическое существование. Звучащий со сцены напряженный текст представляет собой органический сплав идей и образов от мифологических до самых злободневных, а также религиозных и философских реминисценций, прямых литературных цитат с разговорной речью вплоть до жаргонной.
Все это объемное живое драматургическое сооружение обретает по мере развития действия новые смысловые грани и оттенки за счет не иллюстративного, а равноправного и значимого включения кино-, живописного и музыкального материала.
Сутью же этого многомерного синтеза является острейший диспут о предназначении человека, о его ответственности за нарастающую порчу мира. Где, когда произошел тот роковой сбой, расстыковка во времени, которая чревата для истории человечества даже не Судным днем Апокалипсиса, а гораздо более страшным исходом - окончательным растворением гуманистического начала в черном провале элементарных стихий, когда останутся наедине друг с другом лишь падший творец и падшая тварь. Ничего готового - ни выводов, ни рецептов - зритель в театре С.
Кургиняна не получит. Это противоречило бы самому замыслу постановки - люди должны услышать сквозь нервный ритм спектакля, к примеру, вот что: В ком сердце есть, тот должен слышать время, Как твой корабль ко дну идет Ибо корабль мира сего, оставляемый Духом, неизбежно погибнет, он обречен Тьме. И тут уж не спасут никакие усилия разнообразных политтехнологов или "консультантов с копытом", выдающих себя за "прогрессоров" В чем же надежда?
В финальной сцене постановки видим Послание Света во Тьму, слышим голосок ребенка, робко и ошеломленно вопрошающего: "Он был?
Там вот, лишь в этом далеком сиянии, в этой вопросительной интонации и кроется еще не надежда даже, но ее крохотный росток. В том, что этот спектакль удался, велика заслуга актерского состава творческой мастерской. Исключительно насыщенное "поле" пьесы требует от исполнителя, кроме профессионального мастерства, еще и умения жить в произносимом тексте со свободой и легкостью существа, пребывающего в органически свойственном ему измерении.
Но одно дело сыграть драму поступков и ситуаций, совсем другое - столкновение идей, драму времени и личности, раскрытую в символах. С помощью смелых театральных приемов Сергей Кургинян и его актеры вторгаются в ту область, где позволено было творить только литературе.
Наверное, это и есть самая тонкая находка режиссера: сделать зрелищным Слово, наделить его воздухом, перспективой, выразить самую сложную мысль игрой.
Перейти к оглавлению "Страстной бульвар, 10" , , сентябрь г. Интервью с С. Кургиняном в журнале Союза театральных деятелей РФ. Беседу ведет Татьяна Никольская. Это же не просто театр, где ставятся и играются спектакли. Когда я учился в геологоразведочном институте, я организовал там самодеятельный драмкружок. Руководил им Евгений Завадский, который за пять лет научил меня очень многому. Мы поставили несколько спектаклей, которые стали модными, на них стали ходить, но мне все время хотелось от театра чего-то другого.
И однажды я собрал людей у себя на квартире и сказал, что теперь у нас начнется философская работа, поиск новых возможностей, технологий. Десять человек сказали "да", и восемь из них до сих пор со мной. Мы дали себе слово, что будем заниматься этим профессионально, и на протяжении пяти лет буквально не выходили из той квартиры.
То есть у них была как бы вторая рабочая неделя. Мы занимались психотехническими дисциплинами, нашли блестящих педагогов по речи, голосу, вокалу, движению, боевым искусствам. Осваивали медитацию, этнокультурные техники, присматривались к шаманам, колдунам. Параллельно ставили спектакли.
В конце х годов я поступил в Щукинское училище. Потом и наши ребята стали туда поступать, то есть вторую профессию мы постигали вполне серьезно. Вообще, пафос наш был в том, что мы восстановим традицию символического театра в России. Мы были свидетелями разгрома авангарда, и мы поклялись, что для нас авангард останется, мы найдем для него новое дыхание. Мы изучали паратеатр по самиздатам Гротовского и других, и когда я приехал в Польшу в Центр Гротовского и начал показывать, что мы делаем, это произвело впечатление, хотя, конечно, это не имело никакого отношения к Гротовскому.
Мы во многом перешагнули некоторые рубежи. Второй спектакль, " Экзерсисы", получился из отрывков, которые я делал в училище.
Эти три спектакля образовали наш репертуар. К нам возник большой интерес, который шел в русле общей контркультурной волны, связанной с загниванием господствующей идеологической культуры.
Среди наших зрителей были родственники членов Политбюро и их близкие друзья, работники партийных органов. Вокруг театра сложился философский кружок. Я всегда грезил интеллектуализмом, и единственным вопросом, который всерьез меня интересовал всю жизнь, были интеллектуальные эмоции, соответствующие сверхсознанию, их природа и так далее.
И когда М. Горбачев начал перестройку, довольно быстро вся эта группа нас поддержала. Там были будущие секретари горкома партии, работники партийных и государственных органов, для которых мы были площадкой стратегирования для будущего рывка. Нам дали статус экспериментального государственного театра и самофинансирование. Хотя перед этим театр закрывали раз двадцать, доносы на меня писали в духе: "на задворках Малой Грузинской притаилась идеологически смертельно опасная секта".
Вокруг этого театра я добился создания культурно-научного центра. Как оперировать мультидисциплинарными, интрадисциплинарными, трансдисциплинарными исследованиями. Философский кружок постепенно превращался в профессиональный "мозговой центр".
Кто финансировал работу? Они сначала боялись: как это армянин поедет в Баку, - потом дали добро. Мы приехали туда в разгар кризиса. Из окна последнего этажа гостиницы "Баку" я увидел клубящуюся миллионную толпу, идущую по улицам, и понял впервые, что моя страна разваливается. Я приветствовал реформы, свободу, весь этот потенциал перемен, но я не хотел, чтобы у меня отняли страну. Большого аналитического опыта у меня к тому моменту не было.
Со мной было несколько людей, которые потом остались в моей жизни. Я начал общаться со старыми бакинцами, разбираясь, что происходит. В результате родился отчет о ситуации, где я описал внутренние механизмы армяно-азербайджанского конфликта.
Отчет сразу попал в Политбюро. Он оказался абсолютно верным, власти испытали шок. Я двигался в фарватере перемен, единственное, чего я не хотел, чтобы эти перемены завершились развалом.
Началось наше стремительное восхождение. Мы создавали программы, были главной экспертной группой в Вильнюсе по событиям так называемой литовской трагедии, нас приглашали экспертами по другим конфликтам.
Мы видели это все, мы собирали некие новые силы для чего-то, и, наконец, наша деятельность вывела меня непосредственно на Горбачева, с которым у нас была продолжительная встреча. А потом случился ГКЧП. Мы никакого ГКЧП не хотели, но хотели, чтобы Горбачев остался только президентом и отдал партию в другие руки.
А партия ушла в оппозицию. Мы понимали, что если партия уйдет в оппозицию в полном составе и начнутся рыночные реформы, то через два года партия снова будет у власти. Мы говорили о гуманизме и о постиндустриальном развитии, о посткапиталистических фазах и так далее.
Мы наполняли все это новым содержанием и хотели иметь новую политическую структуру достаточно радикального левого толка, которая не состояла бы из баранов и коррупционеров и не охватывала бы миллионов людей, но и не стала бы небольшим драмкружком Зюганова; хотели, чтобы это была действенная структура.
Мы понимали, что если Горбачев начнет защищать реформы Гайдара, то компартия, ушедшая в оппозицию, придет к власти достаточно быстро. Видимо, кого-то это беспокоило намного больше, чем ГКЧП. ГКЧП быстро накрылся, и было понятно, что он накроется. Я понял это, когда увидел " Лебединое озеро" вместо разговора с народом. Люди рвали партбилеты перед телекамерами, и ничего более отвратительного я в своей жизни не помню. Меня вызывали в прокуратуру и так далее, но поскольку было ясно, что я не имел к ГКЧП никакого отношения, кончилось это ничем.
Однако в результате подобного шельмования от меня отвернулась масса людей, я вдруг стал " оплотом реакции". Судьба театра развивалась параллельно с судьбой страны.
Залы ломились, публика восторгалась, но я понимал, что это конец определенной эпохи, определенного жанра. После этих гигантских политических скандалов вокруг образовалась некая зона молчания. Мы стали создавать Центр и театр заново.
А поскольку мы к паратеатру всегда относились серьезно, мы просто продолжили и развили наши эксперименты. Параллельно ребята взяли на себя гигантский груз аналитической деятельности. Слепли у компьютеров и одновременно тренировались у балетных станков. Это опять была двойная рабочая неделя, но они к ней привыкли.
Мы выстояли в рынке и оказались в каком-то смысле одной из самых востребованных структур элитного консультирования. Теперь уже аналитический центр содержал театр. На свои деньги мы заново построили театр, оснастили его самой современной техникой и продолжили свои театральные эксперименты. Театр и аналитический центр слились. То есть они выполняют сложнейшие аналитические задачи, являясь одновременно артистами?
Задачи, которые они выполняют, в сегодняшней России беспрецедентны. Группа оказалась востребована, как сейчас принято говорить, на высоком международном уровне. Мои ребята не артисты и не аналитики. Не было никогда театра как такового. Это реализация на практике некоторых форм синтеза науки, культуры, эмоций, мышления.
Мы это осуществили, мы знаем, как готовить людей, которые могут выходить на другие уровни сознания, работать с собой, погружаясь вглубь и поднимаясь наверх. Это интердисциплинарные специалисты, ядром профессии которых является ощущение своей связи с некими идеальными сущностями, какого-то своего служения. Это группа, которая осуществляет мистерию, литургию некой формой деятельности. Это не искусство, это формы мышления непосредственно в сценическом пространстве.
Они открывают что-то для себя, новые миры, они идут на каждое выступление с ощущением психологического риска, срыва или, наоборот, победы. Они говорят, что после каждого выступления для них начинается какой-то виток новой духовной жизни. Это духовный опыт. Вы обогащаете свой духовный опыт, и делаете это для себя. Потому что для него очень велик стимул самопознания в процессе игры.
Зритель помогает, усиливает волну, если оказывается когерентом. Московский театр «На досках» ведёт отсчёт своей истории с г. В е гг. Моссовета Е. Первые студийные спектакли «Казанский университет» , «Хоть одно слово», по произведениям А.
Чехова , «Антигона» Ж. Ануя , «Простолюдин» по произведениям П. Беранже вызывали интерес студентов не только МГРИ, но и др. После окончания студийцами геологоразведочного института театральная студия не распалась, многие студийцы продолжали работать над новыми спектаклями под руководством С. Поиски нового театрального языка начались с постановки экспериментального спектакля «Сказание о мореплавателях, уходящих в открытое море, и Св.
Бригитте» , посвящённого революции г. Поиски шли как в направлении самых интересных в те годы театральных новаций например, изучение «паратеатра» Е.
Гротовского , так и в освоении различных техник, помогающих воспроизвести на сцене «жизнь человеческого духа»: медитативных, обрядовых, психологических, вплоть до шаманских. В г. Кургинян поступает на режиссёрское отделение Театрального училища им. Вслед за ним в училище поступили и другие актёры-студийцы. Учёба у мэтров вахтанговской школы во многом помогла становлению театра. Для театра главным было философское измерение прозы В. Шукшина, её фольклорные корни. Следующим стал спектакль «Экзерсисы» — эксцентрическое представление по произведениям русских классиков А.
Пушкина, Н. Гоголя, А. И, наконец, трагифарс «Я! Достоевского «Записки из подполья». Это была дипломная работа С.
