Цитаты дориан грей, Портрет Дориана Грея — Википедия
Если человек мне особенно дорог, я никогда и никому не называю его имени. Это невероятно мешало мне в жизни. Пожалуй, с дурными - едва ли не жальче всего.
Женщина, сказавшая это, может рассказать что угодно. Это обычно кончается женитьбой. Женщины мечтают быть последним романом мужчины. Страсть, вражда, обожание, любовь — только не дружба.
Другой вариант: Быть эгоистом — это не значит жить, как тебе хочется. Это значит просить других, чтобы они жили так, как тебе бы хотелось. Красивым — не до того, они ревнуют чужих. Жизнь без неё подобна бессолнечному саду с мёртвыми цветами. О мужчинах и женщинах Вариант: Мужчина может быть счастлив с любой женщиной — при условии что он её не любит. Женатым мужчинам такое и не снилось. Мы сложны.
Жизнь проста, и простая вещь - правильная вещь. Оптимист видит пончик, пессимист дырку! Дайте ему маску, и он расскажет вам всю правду.
Человек меньше всего похож на себя, когда говорит от своего имени. Но дайте ему маску, и он расскажет всю правду. Разные Вариант: У меня очень непритязательный вкус — достаточно самого лучшего. Секс - это сила. Всегда нужно совершать поступки, которых женщина не может ожидать, и говорить то, чего она не в силах понять. О мужчинах и женщинах Вариант: Когда мужчина делает именно то, чего ждет от него женщина, он не много выигрывает в её глазах.
Это комедия жизни. Тело рождается молодым и стареет. Добавить комментарий Войдите через:. Вы можете комментировать через аккаунт в соцсетях:.
Ещё на tochka. Актуально на сайте. Новости партнёров. Качели для сада: вдохновляющая фотоподборка. Майские праздники: ТОП-5 необычных идей отдыха на выходных.
Как ухаживать за суккулентами: 6 типичных ошибок новичка. Как изменить жизнь за 21 день: практические советы. Татьяна Денисова Х-Фактор 5 Х-фактор Школа доктора Комаровского видео видео с шоу еда кино концерт культура музыка новости песня смотреть онлайн тв-шоу фильм шоу шоу СТБ. Must read. Услышав это прозвище, задремавший в притоне моряк Джеймс Вэйн вскакивает и догоняет на улице Дориана.
Он собирается застрелить Грея, обвиняя его в погибели сестры, но к Дориану приходит спасительная догадка, он просит Вэйна отвести его под свет фонаря. Моряк понимает, что молодой человек не мог погубить его сестру 18 лет назад, и отпускает Дориана. Однако к нему подходит падшая женщина и рассказывает, что Прекрасному Принцу гораздо больше лет, Вэйн осознаёт свою ошибку. Он выслеживает Дориана на охоте, но случайно попадает под выстрел компаньона Дориана.
Кэмпбелл кончает с жизнью, общество считает, что Бэзил пропал в Париже. Дориан решает измениться к лучшему. Сделав, по его мнению, доброе дело — отпустив влюбившуюся в него крестьянскую девушку, не обесчестив её, — он идёт к портрету, надеясь, что тот стал лучше, но, взглянув на него, понимает, что его помыслами руководит лишь тщеславие.
Исходя из желания избавиться от единственного свидетеля своих грехов и прекратить это таинственное существование души в портрете, Дориан решает уничтожить портрет.
Он вонзает нож в портрет. Слышится ужасный крик. Два прохожих джентльмена слышат этот крик и зовут полисмена, но узнав, кому принадлежит этот дом, с презрением переглядываются и уходят.
Слуги проникают в комнату и находят нетронутый портрет, на котором изображён их хозяин во всём цвете молодости и красоты, а рядом с портретом труп пожилого человека с ножом в груди с увядшим и отталкивающим лицом возраст Дориана Грея на момент смерти составляет около тридцати восьми лет.
По жанру «Портрет Дориана Грея» — это conte philosophique [8] [9] , интеллектуально-аллегорическая повесть, столь популярная в эпоху Просвещения , однако написанная с позиций декадентства конца века. В Дориане Грее, главном герое романа, угадываются черты нового Фауста. В роли Мефистофеля выступает лорд Генри, именно он на протяжении всего романа соблазняет Дориана Грея идеями нового гедонизма , превращает невинного и талантливого юношу в порочное чудовище.
Как известно, Фауст также получил от Мефистофеля вечную молодость. Основным источником вдохновения для Уайльда служил, по-видимому, аллегорический роман Бальзака « Шагреневая кожа » [10]. Декадентский же дух произведения восходит к модному роману Гюисманса « Наоборот » Вероятно, это и есть та книга, которую лорд Генри даёт Дориану [11] [12] [13] [14].
Готический роман « Мельмот Скиталец » был известен Уайльду с детства, поскольку его автор, Чарлз Роберт Метьюрин , приходился ему двоюродным дедушкой. Именно к «Мельмоту» восходит и идея о таинственном портрете, прототип которого не старится, и отчасти герой, который может позволить себе всё [15] [16]. Роман был написан всего лишь за три недели.
В апреле года издан в Лондоне отдельной книгой, дополненной особым предисловием, ставшим манифестом эстетизма , а также шестью новыми главами внутри основного повествования. Некоторые главы во второй версии полностью переработаны [2].
После публикации романа в обществе разразился скандал. Литературный истеблишмент осудил его как аморальное произведение, а некоторые критики требовали подвергнуть его запрету, а автора романа — судебному наказанию. Уайльда обвиняли в оскорблении общественной морали. Однако обычными читателями роман был принят восторженно. По мнению Ф. Фицджеральда , этот роман «в общем-то, лишь несколько возвышенная сказка, которая полезна подросткам лет семнадцати, потому что побуждает их кое о чём серьёзно подумать» и в котором за образец взяты « Шагреневая кожа » Бальзака и « Наоборот » Гюисманса [17].
По наблюдению Екатерины Гениевой , в эстетской прозе Уайльда «живое начало исчезало, его убивали манерность и претенциозность», отсюда характерный для романа «переизбыток описания дорогих тканей, редкостных безделушек, экзотических цветов» [1].
В романе ни один из пороков главного героя чётко не назван, кроме убийства художника и злоупотребления опиумом. Сам Уайльд говорил, что каждый видит в его герое свои собственные грехи и пороки:. Каждый человек видит в Дориане Грее свои собственные грехи. В чём состоят грехи Дориана Грея, не знает никто. Тот, кто находит их, привнёс их сам. Из письма О. Уайльда редактору «Скотс обсервер», г. From the corner of the divan of Persian saddlebags on which he was lying, smoking, as was his custom, innumerable cigarettes, Lord Henry Wotton could just catch the gleam of the honey-sweet and honey-coloured blossoms of a laburnum, whose tremulous branches seemed hardly able to bear the burden of a beauty so flame-like as theirs; and now and then the fantastic shadows of birds in flight flitted across the long tussore-silk curtains that were stretched in front of the huge window, producing a kind of momentary Japanese effect, and making him think of those pallid jade-faced painters of Tokio who, through the medium of an art that is necessarily immobile, seek to convey the sense of swiftness and motion.
Лежа в углу дивана, покрытого персидскими чепраками и, по обыкновению, куря одну за другой бесчисленные папиросы, лорд Генри Уоттон мог любоваться пышностью красивых, богато окрашенных цветов альпийского ракитника, трепетные ветви которого, казалось, едва выдерживали тяжесть своих огненных уборов; а прямо перед его глазами, по длинным шелковым занавесям громадного окна, напоминая моментальные эффекты японской живописи, проносились фантастические тени пролетавших мимо птиц, и мысль его невольно направлялась к далеким желтолицым художникам, стремившимся выразить движение и порыв в неподвижном по своей природе искусстве.
С угла дивана, покрытого персидскими чепраками, где он лежал, куря, по обыкновению, одну за другой бесчисленные папиросы, лорд Генри Уоттон мог любоваться пышностью медвяно-сладких и медвяноцветных лепестков альпийского ракитника, трепетные ветви которого, казалось, едва выдерживали тяжесть столь пламенно-яркой красоты, а прямо перед его глазами, по длинным шелковым занавесям громадного окна, напоминая моментальные эффекты японской живописи, проносились фантастические тени пролетавших мимо птиц, и мысль его невольно направлялась к далеким желтолицым художникам, стремящимся выразить движение и порыв в неподвижном по своей природе искусстве [30].
Лежа в углу дивана, покрытого персидскими чепраками, и куря, по обыкновению, одну за другою бесчисленные папиросы, лорд Генри Уоттон мог мельком улавливать сияние медвяно-сладких и медово-цветных лепестков альпийского ракитника, трепетные ветви которого, казалось, едва выдерживали тяжесть своей пламенно-яркой красоты; изредка по длинным шелковым занавесям громадного окна, создавая на мгновение эффект японской живописи, проносились фантастические тени пролетавших мимо птиц, заставляя лорда Уоттона думать о токийских желтолицых художниках, стремящихся выразить порыв и движение в неподвижном по своей природе искусстве [31].
С покрытого персидскими чепраками дивана, на котором лежал лорд Генри Уоттон, куря, как всегда, одну за другой бесчисленные папиросы, был виден только куст ракитника — его золотые и душистые, как мед, цветы жарко пылали на солнце, а трепещущие ветви, казалось, едва выдерживали тяжесть этого сверкающего великолепия; по временам на длинных шелковых занавесях громадного окна мелькали причудливые тени пролетавших мимо птиц, создавая на миг подобие японских рисунков, — и тогда лорд Генри думал о желтолицых художниках далекого Токио, стремившихся передать движение и порыв средствами искусства, по природе своей статичного [34].
На покрытом персидскими чепраками диване лежал лорд Генри Уоттон, по обыкновению куря одну за другой бесчисленные папиросы; через проем двери ему был виден объятый жёлтым пламенем цветения куст ракитника, сплошь увешанный длинными, вздрагивающими при каждом движении воздуха кистями душистых, как мед, цветков, золотым дождем струящихся с тонких веток, гнущихся под тяжестью этого сверкающего великолепия; время от времени по длинным шелковым занавесям, закрывающим огромных размеров окно, проносились причудливые тени пролетающих птиц, на мгновение создавая иллюзию японских рисунков, и мысли лорда Генри обращались к желтолицым художникам Токио, неустанно стремящимся передать впечатление стремительного движения средствами искусства, по природе своей статичного [35].
На диване из персидских седельных вьюков лежал лорд Генри Уоттон, по обыкновению куря одну за другой бесчисленные сигареты ; через проем двери ему был виден объятый жёлтым пламенем цветения куст ракитника, сплошь увешанный длинными, вздрагивающими при каждом колебании воздуха кистями душистых, будто мед, цветков, золотым дождем струящихся с тонких веток, гнущихся под тяжестью этого сверкающего великолепия; время от времени по длинным шелковым занавесям, закрывающим огромных размеров окно, проносились причудливые тени пролетающих птиц, на мгновение создавая иллюзию, будто окна украшены творениями японской живописи , и мысли лорда Генри обращались к желтолицым художникам Токио, неустанно стремящимся передать ощущение стремительного движения средствами искусства, по природе своей статичного [36].
Лорд Генри Уоттон, по обыкновению куря бесчисленные папиросы, возлежал на устеленной персидскими чепраками тахте и любовался кустом золотого дождя, чьи подрагивающие на ветру ветви сгибались под весом золотистых соцветий, источавших медвяный аромат и ярко пылавших на солнце; проносившиеся мимо птицы отбрасывали причудливые тени на длинные чесучовые шторы, закрывавшие огромное окно, и создавали кратковременный эффект японской живописи, напоминая лорду Генри о токийских художниках с бледными желтовато-зелеными лицами, которые стремятся придать своим творениям иллюзию динамики, несмотря на непременную статичность живописи.
Лорд Генри Уоттон, по своему обыкновению, лежал на персидском диване и курил сигареты одну за другой.
Отсюда он мог поймать взглядом блики солнца на золотисто-медовом цвете ивняка, хрупкие ветви которого едва держали на себе такую красоту; на шелковых портьерах, что закрывали огромное окно, время от времени появлялись странные тени птиц, которые пролетали мимо.
Возникало впечатление, что портьеры японские. Это заставляло его задуматься о несчастных художниках Токио, которые пытаются средствами неизменно неподвижного искусства воспроизвести движение и скорость [37].
Лорд Генри Уоттон по привычке лежал на персидском диване и одну за другой курил сигареты. Отсюда он мог поймать взглядом блики солнца на золотисто-медовом цвете ивняка, хрупкие ветви которого чуть держали на себе такую красоту, на шелковых портьерах, что закрывали огромное окно, время от времени появлялись странные тени птиц, которые пролетали мимо. Это заставляло его задуматься о нефритово-бледных японских художниках, которые пытаются средствами неизменно статичного искусства воспроизвести движение и скорость [38].
Существуют как нормальные экранизации романа, так и фильмы, где Дориан фигурирует в качестве «приглашенного» персонажа, либо просто используется его имя [39]. Агустин Бескос исп. The Sins of Dorian Gray [50]. Энтони Перкинс в роли «лорда Генри». The Picture of Dorian Gray [52]. Также Дориан Грей появляется во многих других телепроектах, в основном, как вставной эпизодический персонаж [39].
Материал из Википедии — свободной энциклопедии. Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии , проверенной 21 мая года; проверки требуют 11 правок. Запрос «Дориан Грей» перенаправляется сюда; см. Том 8. Оскар Уайльд. The Picture of Dorian Gray. Edited with an Introduction and Notes by Robert Michal. Penguin Books First edition electronic: August , p.
The Uncensored Picture of Dorian Gray. Edited by Nicholas Frankel. Глава V. Дата обращения: 22 мая Архивировано 7 апреля года. Edwin Mellen Press, Дата обращения: 24 октября Архивировано 25 сентября года. Портрет Дориана Грея: [Обзорная рецензия. Архивировано 5 мая года. Феномен Уайльда: тезаурусный анализ: [Научн.
Дата обращения: 28 августа Архивировано 1 сентября года. Лишь в нашем мозгу она начинает жить. Вещи существуют потому, что мы их видим».
Лондонские туманы, по словам Уайльда, никогда не были такими густыми, пока «поэты и живописцы не показали людям таинственную прелесть подобных эффектов». Нижнева отв. Портрет в документах: Худож. Дата обращения: 3 мая Архивировано 20 октября года. Архивировано 16 января года. Дата обращения: 3 июля Архивировано 23 мая года.
Дата обращения: 6 мая
